ГЛАВНАЯ
БИОГРАФИЯ
ГАЛЕРЕЯ КАРТИН
СОЧИНЕНИЯ
БЛИЗКИЕ
ТВОРЧЕСТВО
ФИЛЬМЫ
МУЗЕИ
КРУПНЫЕ РАБОТЫ
ПУБЛИКАЦИИ
ФОТО
ССЫЛКИ ГРУППА ВКОНТАКТЕ СТАТЬИ

Главная / Публикации / Марк Шагал. «Об искусстве и культуре»

А. Суцкевер, поэт и символ. 1950, 1955 год

Авром Суцкевер (р. 1913) — один из выдающихся еврейских поэтов, пишущих на идише, настоящий мастер стиха. Детские и юношеские годы поэта прошли в Сибири, куда переселилась его семья в годы Первой мировой войны. Затем он вернулся в Вильну и стал одним из ведущих поэтов в объединении идишских писателей 1930-х годов «Юнг Вилне». Он был активным борцом в Виленском гетто, затем партизаном. Главной темой его стихов стала судьба гонимых, но не сломленных виленских евреев. В 1947 году он эмигрировал в Палестину и, после того как в мае 1948 года было создано Государство Израиль, основал ежеквартальный журнал на идише «Ди голдене кейт». В этом журнале публиковались написанные Шагалом на идише стихи, статьи, главы из автобиографии и даже письма. Шагал проиллюстрировал поэму Суцкевера «Сибирь» и книгу стихов «Скрипка-роза» и почти до конца жизни поддерживал с поэтом дружескую переписку.

* * *

Сибирь (1950)1

Для меня большая честь — писать о Суцкевере, потому что его имя среди тех выдающихся деятелей, чьи имена связаны с Вильной и Витебском, это герои, наделенные могучим воображением. Суцкевер дорог и близок мне как брат, а особенно дорог как идишский поэт, слагающий стихи, которые затрагивают самые возвышенные струны еврейской души.

Мы еще не были с ним лично знакомы, когда он обратился ко мне с просьбой проиллюстрировать его поэму «Сибирь». Конечно же я сразу отложил все другие дела и попытался наглядно показать его мир русской Сибири. Заполняя его точками и линиями, штрихами, светотенью, я хотел выразить любовь и уважение к тому, что сделали он и его товарищи2: они высоко подняли наше еврейское знамя, встав на защиту нашей чести и достоинства.

Еще не пришло время оценивать роль Суцкеверов, бойцов Сопротивления, как и давать оценку Суцкеверу-поэту, чьи стихи нельзя назвать просто еврейскими: это совершенно особая поэзия, новаторская как по форме, так и по содержанию и свободная от привычных ограничений, свойственных нашей поэзии. Стихи Суцкевера замечательные, выдающиеся. Его поэзия — это такая форма искусства, которая рассчитана еще и на зрительное восприятие и при этом не скатывается до формализма.

Когда впоследствии Суцкевер навестил меня в Вансе, он рассказал мне кое-что о своей жизни в Виленском гетто. Я слушал его, и мне казалось, передо мной сидит тринадцатилетний мальчишка, с бледным лицом, изо рта которого вырываются языки пламени. Он рассказывал о событиях, ярких и вместе с тем омраченных рваными тенями, рожденными холодной расколотой луной, которая бережно окутывала и хранила нашу древнюю еврейскую душу, но не могла скрыть нашей катастрофы. Когда же он рассказывал мне, как готовился спрыгнуть с высокой ограды гетто напротив церкви, капли пота проступили у него на лице: впереди был еще долгий тернистый путь. То же самое с его стихами — через тернии они ведут к свету.

Когда еврейское государство с присущим ему радушием приняло Суцкевера, оно тем самым раскрыло объятия идишской литературе, создаваемой далеко за пределами Израиля3.

Думая о таких людях, как Суцкевер, я пожелал бы каждому из нас, сейчас и в будущем, найти в себе силы сохранить ту чистоту еврейской души, которая поможет нам достичь подлинных гуманистических идеалов. Только она была раньше и снова станет в будущем основой искусства, социальной жизни и культуры, и только ради нее стоит жить и творить.

Поэт и символ (1955)4

Я счастлив, что нахожусь сейчас среди моего еврейского народа и могу поприветствовать своего друга поэта Суцкевера, который не просто великий поэт, он символ трагического и героического периода, когда наши люди еще жили в своих старых домах. Он был среди тех, кто, будучи загнан в гетто, поднялся на борьбу с нашим врагом. Его юные глаза видели то, чего не ведала наша юность. Следовательно, его стихи, не важно, каким цветом они окрашены и на какой мотив сложены, часто принимают трагическую ноту дня вчерашнего. И там, где мы только пытались представить фантастические картины — жаркий огонь, горящие хаты, он видел жалкое человеческое уродство, физическое и духовное.

Следовательно, я чувствую себя обязанным Суцкеверу и его товарищам-героям. Более того, Суцкевер-поэт иногда тоже довольно близок мне. Кое-что в его ранних стихах напоминает мне улицы моего Витебска — как я бродил по ним, выше крыш и печных труб, веря, что, кроме меня, никого нет в этом городе, что все девушки только меня и дожидаются, что мертвые, лежащие в могилах, только меня и слушают, что облака и месяц шагают в ногу со мной, а стоит мне повернуть за угол — сворачивают вместе со мной.

Но нет больше Витебска, и нет Вильны, а вместе с ними дрогнул и пошатнулся и наш язык идиш. Остался лишь слабый отдаленный звук, смутный неясный привкус на кончике языка. Изредка вдалеке замаячит знакомое надгробие с развернутыми свитками Торы — худенький идишский поэт и художник пишет и рисует. Для кого, для чего?

Но, увидев вблизи последний, страшный день, Суцкевер счастливо вступил в день новый. Он перенесся в край, о котором мечтают все евреи, — на библейскую землю. Он живет в Израиле. Я невольно вспоминаю своего старого друга, национального поэта Бялика, как он шел по улицам Тель-Авива, подобно пророку, и вдруг, тихонько, украдкой, попросил мою дочку и жену (наверное, он думал, что женщины ближе к Богу...) помолиться за него, чтобы он мог сочинять стихи, — он все вспоминал Одессу, где написал свои самые звучные поэмы...5

Дорогие друзья, вы сами чувствуете, что пришла пора нам, евреям, возродиться. Мы не тот народ, что умирает. Пусть же ваше искусство достигнет даже большего, чем новое сияние, которое мы недавно видели на лицах «сабров», рожденных на нашей земле. Желаю вам обрести гармонию, которая соединила бы день вчерашний и день сегодняшний. Я знаю, как нелегко найти бальзам, который исцелил бы и обновил наше тело и душу. Но осмелюсь дать совет: не скрывайте блеск алмаза. Если он у вас есть, пусть он затмит все вокруг своим сиянием; пусть ваши краски, если они даны вам от рождения, пронизывают все ваше существо, не отгораживайтесь от них. И образ мира последует за нами как тень, но образ этот не будет тенью, это будет обновленный еврей внутри нас. Он тем свободнее, чем свободнее мы сами, чем больше мы евреи. Чем больше мы становимся людьми, тем больше в нем будет от настоящего еврея.

Мы сейчас сильнее, хотя нас и меньше, и наши враги постепенно поймут, как опасно нас задевать. Ибо наша сила — в нашей внутренней правоте, она как чистейший тон в живописи, как сама свобода.

Искусство, поэзия — основаны на таком пламенном порыве. Этим порывом охвачен и художник, и весь народ. Я желаю, чтобы вы, как и положено евреям, влились в наш народ, словно в реку, которая впадает в океан человеческой цивилизации.

Примечания

1. Написано на идише в 1950 г. В переводе на английский статья впервые напечатана в двуязычном (идиш и английский) издании поэмы «Сибирь» с иллюстрациями Марка Шагала, опубликованной Институтом Бялика в Иерусалиме в 1961 г.

2. Партизаны Виленского гетто.

3. Имеется в виду ожесточенная «война языков» перед Холокостом между носителями идиша и сторонниками иврита. Эрец Исраэль был местом, где возрождался иврит, в ущерб идишу.

4. Перевод на английский с идиша. Речь была прочитана в 1955 г. в Париже на праздновании, посвященном поэту и партизану А. Суцкеверу.

5. О Бялике см. статью «Вместе с Бяликом в Эрец Исраэль».

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

  Яндекс.Метрика Главная Контакты Гостевая книга Карта сайта

© 2024 Марк Шагал (Marc Chagall)
При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.